Рассказ

[Стерео]

Случилось быть мне однажды в деревне со странным названием Могилицы. Небольшая такая деревенька - дворов на двадцать. Лес кругом. Единственная достопримечательность — лесопилка километрах в трёх. Мужики там и работают. И уж совсем я собрался уезжать. Остановился у сельмага. И вот тут, совершенно случайно, узнал, что лесопилка — это вовсе не единственная, да и никакая ни достопримечательность. Ну заготавливают лес, ну пилят брус, доску, ну отправляют куда-то по железке. Ну и что здесь интересного. Достопримечательность — это дядя Гриша. Бабы, что были в магазине, дружно закивали головами. «Интересно»,— подумал я и поинтересовался, а чем же знаменит дядя Гриша. То, что я услышал, поставило крест на моих планах еще засветло покинуть эту деревеньку с неуютным названием.

Дом дяди Гриши стоял недалеко от магазина. Ничем не выделялся среди других. Добротный, ухоженный. Тесовая крыша над воротами. Просторный двор. Во всём чувствовалась хозяйская рука. Сам хозяин встретил меня на крылечке. На вид - лет шестьдесят. Не богатырь, но плотный. Серые брюки, синяя майка. На ногах - калоши. Мужик, как мужик. Прошли в дом. Обычный деревенский дом. Чисто, уютно, добротно. «Это моя хозяюшка, Мария», — дядя Гриша указал на женщину его лет, которая хлопотала у плиты. Узнав о цели моего приезда, дядя Гриша велел загнать машину в ограду. Потом мы сидели с ним на застекленной веранде за столом. Пили водочку, специально мною купленную для этого случая. Под соленые грибочки и пузатенькие огурчики. На столе дымилась в чугунке картошка. Закурили. Дядя Гриша начал неторопливо рассказывать:

«Было это три года назад, 18 июня. Я точно помню. Сын у меня, Тимка, в соседнем Илюшино живёт. Село побольше нашего. Клуб, школа, три магазина. Если по большаку, то километров двенадцать до него будет. А вот напрямик лесной дорогой, так где-то около пяти. Решил я навестить сына. Баньку помочь ему поставить. Можно было, конечно, на автобусе, но я решил пешком. Лето ведь. Теплынь. Дорога хоть и лесная, а колея набита. Молодёжь в клуб на мотоциклах гоняет. Да и так летом на машинах ездят. Иду я, значит, с сумкой с инструментом, топор там, ножовка, побалтываю. Лес шумит. Птичий гомон. Кузнечики в траве стрекочут. И так захотелось мне посидеть, лес послушать. Присел на упавшую берёзу, закурил. И вот тут то ли я так задумался, то ли задремал... Одним словом, очнулся от того, что сигарета палец обожгла. Притушил я сигарету-то и дальше пошел.

Осталось-то совсем ерунда. Сейчас вот за поворотом по левую руку лесопилка будет, а там еще километра два. Лесопилку-то не видно за лесом, а уж шуму-то хватает. Пилы визжат, вагоны на подъездных путях клацают, трелёвочники надрываются. Вот и поворот. Только почему-то не слышно привычного шума работающей лесопилки. Остановился я. Странно как-то. Страшно даже стало. Столько лет пташек пугала, а сегодня молчит. И решил я заглянуть. Что там такое могло случиться? Сотню метров в сторону. Чего там. Свернул. Только не было там лесопилки. Меня аж холодный пот прошиб. Деревня там стояла. Две небольшие улочки. Почерневшие от времени избы. Странная такая деревня. Никаких столбов электрических, антенн телевизионных. Ребятишки голопузые по улице бегают. Бабы у колодца о чём-то судачат.

Закрыл я глаза. Думаю привиделось всё. Открыл. Нет! На месте деревня. Облокотился я на жердь, что поскотина была загорожена. Ноги дрожат. Вспомнил, как батя рассказывал, что была до войны рядом с Могилицами ещё одна деревня — Карповка. Он и родился в ней. А вскоре после войны, в шестидесятых, решили деревню расселить, как не перспективную. Оно конечно, мужиков-то почти всех на войне поубивало. Только вон дед Пахом и остался. В Могилицах сейчас живёт. А что бабы. Не отстояли они, значит, деревню. Поразъехались кто куда. А на месте деревни лесопилку построили. Так и шумела она с середины прошлого века. А сегодня вот исчезла. Страх-то постепенно прошел. Перелез я, значит, через изгородь. Иду вдоль улицы. Живёт деревня своей жизнью. На меня никакого внимания. Как будто меня и нет.

Свернул я в переулок. По другой улице иду. Навстречу телега. Мужичок лет сорока. Баба с ним. Слышу, что разговаривают, а разобрать не могу. Смеются. Мимо проехали. На меня никто никакого внимания не обращает. Решил я сам проявить себя. Спрошу, думаю, вон у того мужика, что дровишки колет, куда, мол, я попал. И уже шаг в его сторону сделал, как, вдруг, услышал сзади голос: «Заговоришь с кем-нибудь, навеки здесь останешься». Знакомый голос. Повернулся я и... по спине ручейки холодные побежали. Стоит передо мной Варвара Жукова. Наша деревенская. Из Могилиц. Года два назад пошла в лес по ягоды, и больше её никто не видел. Поискали, потом оплакали. Семён-то Жуков — муж Варвары — дом продал и уехал к дочери. «Беги», — прошептала она и пошла в сторону колодца. Только вёдра на коромысле покачиваются.

Вот тут я и струхнул. И откуда только силы взялись. Выбежал за околицу. Сумка-то с инструментом по ногам хлещет. Остановился я на минутку. Отдышался. Сумку-то в овраг толкнул. Дерево там приметное. Всегда отыскать можно. Дальше побежал. Вот уже и Илюшино видно. Добежал до первого дома. Тут силы меня и оставили. Упал. Подняться хочу, а не могу. Очнулся в больнице. Мария у кровати сидит. Тимка в дверях топчется. Мария-то как увидела, что я на неё смотрю, заплакала. Тимка подскочил: «Папка, где ты был? Где ты был, папка?». У самого слёзы. И чего это они так копошатся? Вышел из дома в девятом, сейчас вон на стенке часы показывают одиннадцать. За два часа не торопясь... «Баньку-то будем ставить?» — посмотрел я на Тимку. Тут Марьюшка взяла меня за руку: «Гришенька, где ты был целый год?». Я вспомнил всё.

Получалось, что я шел в соседнюю деревню целый год. Этого я понять никак не мог. Не доходило до меня. Потом начались мои мытарства. Первым делом милиция. Дело они, видите ли, розыскное завели. Искали меня год. Теперь, поскольку я нашелся, дело надо прекращать. Моему рассказу участковый, конечно, не поверил. Хотя добросовестно записал слово в слово. Потом стало еще хуже. Меня увезли в область. Там в больнице я десятки раз рассказывал свою историю. Мне никто не верил. Неделю я лежал весь опутанный проводами. Потом даже дня два в психиатричке. Никаких отклонений в психике у меня не обнаружили. Отпустили домой, но при выписке профессор посматривал на меня загадочно. Вернулся я домой ближе к осени. Хотел сразу сходить за сумкой с инструментом. Топор-то новый прямо с топорищем я купил за два дня до того случая. Марья не пустила.

Поверил моему рассказу только дед Пахом. Когда я описал ему мужичка и бабу, которые встретились мне на телеге в деревне, дед даже подскочил со стула. «Так это ж брат мой, Митька с Алёной своей! И кобыла рыжая его, — дед смотрел на меня, как будто я побывал на том свете, — Только сгинул Митька-то на войне. Убили Митьку в сорок четвертом. А Алёна-то двадцать лет уже как померла». В этот же день мы с дедом Пахомом пошли за инструментом. Дерево около оврага я отыскал быстро. Приметное дерево. Лесопилка гремела рядом. Перекопав почти весь овраг, сумку с инструментом мы не нашли. Нашли кусок ржавого железа. Я хотел кинуть его обратно в овраг, но дед Пахом разглядел в этом куске ржавчины очертания топора. Правда, без топорища. Дед Пахом-то помер в прошлом году. Больше эту историю я никому не рассказывал».

Было уже за полночь, когда дядя Гриша закончил свой рассказ. Пустая бутылка стояла на столе. В пепельнице горой лежали окурки. «Подожди, я сейчас», — сказал он и вышел во двор. Через минуту вернулся, положил на стол пакет. Я вопросительно посмотрел на него. В пакете лежал солидный кусок ржавого металла, в котором безошибочно угадывался топор. Судя по ржавчине, пролежал он в земле или в воде никак не менее века. Не поверить я дяде Грише никак не мог. Поверить - тоже. За окном двадцать первый век. Все чудеса описаны и разоблачены. Топор, точнее то, что от него осталось, тоже - не факт. Мало ли, с каких времён он в овраге валялся. Ну не мог он за год так заржаветь. А вот то, что дяди Гриши год не было в деревне — это факт. Розыскное дело, если таковое имеется — тоже факт.

Утром поднялись рано. Решил я это дело до конца раскопать. Пакет с топором дядя Гриша отдал мне без колебаний. Он и сам не меньше меня хотел докопаться до истины. По приезду в город, я первым делом направился в милицию. Действительно, 18 июня 2005 года Будаков Григорий Павлович утром ушёл из дома в село Илюшино и пропал без вести. Поиски ничего не дали. А вот 18 июня 2006 года около 11 часов утра он был обнаружен в бессознательном состоянии у дома номер два по улице Рябиновой села Илюшино. Теперь я был уверен, что дядя Гриша рассказал мне правду. Начальник милиции, выслушав мой рассказ, предложил помощь. Топор был упакован, опечатан, как положено, и направлен в экспертно-технический отдел Управления. Оставалось только ждать.

Прошел почти месяц. Передо мной на столе лежит заключение экспертов. С подписями, печатями. Читаное перечитанное. Из него следует, что топор пролежал в воде ни много — ни мало, а не менее семидесяти лет. Но это и не так важно. До войны тоже были топоры. Мало ли, как он попал в овраг. Удивительно и не поддаётся осмыслению другое. На топоре было обнаружено клеймо завода — изготовителя. Большое спасибо экспертам. Так вот, такое клеймо нового образца завод начал ставить на товары народного потребления с 1 января 2005 года. Получив документ, я сразу же поехал в Могилицы. Дом дяди Гриши встретил меня аккуратно забитыми досками окнами. Сосед пояснил, что Григорий, примерно через неделю после моего отъезда вместе с Марией ушли в лес. Ни домой, ни к сыну они не пришли. Искали их, но... А я знаю, где они. Я вижу их, идущими по улице деревни. Деревни, живущей вне времени и пространства.

 

[Peps]

Давай еще!!!!!!!!!!!!!!!

 

[Стерео]

STAS-GLONASS Александр Савельев.
ПУТЕШЕСТВИЕ ПЕРВОЕ
Захотелось как-то раз мужикам пивка выпить на вахте. Вот только не подумайте про нас плохого, что мы тут вместо того, чтобы солдат погибших искать, пьяные оргии устраиваем. Но вот что-то вдруг захотелось. А уж если мужику в башку что втемяшится, то никакой женской логикой не выколотить. Хочется, и все тут.

Поисковую вахту проводили в шести километрах от Мясного бора, недалеко от офицерской поляны. Кто из поисковиков работал в этом районе, знают, где это. И вот получается такой расклад. Пива все хотят, а шлепать за ним в Мясной Бор шесть километров по грязи желающих не нашлось. Это же туда-сюда аж двенадцать кэ.мэ. К тому же не смогли определить самого надежного гонца, которому можно было бы доверить общак, а главное — получить при этом стопроцентно гарантированный результат. Соблазн отведать из кубка по дороге слишком велик. Можно ведь так «усугубить» янтарной жидкости, что с полдороги пришлось бы возвращаться. И повторить все по новой. А это уже чревато непредсказуемыми последствиями.
Короче, пива хотят все, а идти за ним никто не хочет. И тут...

Сами понимаете, по закону жанра я должен бы сказать примерно так: «… из немецкого блиндажа выкопали три канистры с пивом». Или что-то вроде того. Нет, Гансы нас еще в 42-м опередили. Но зато подоспел телефонный звонок одному нашему другу. Игорь его зовут. Звонил ему… пускай будет Станислав, или просто Стас.
Так вот, Игорю позвонил Стас и спросил, что захватить, когда он пойдет к нам в лагерь? Хлеба и консервов в этот раз на вахте хватало, поэтому ответ был предопределен: чтобы товарищ не перся порожняком через буреломы, понятно дело, заказали ему полторашечек — сколько сможет донести. Стас клятвенно пообещал: к обеду, господа копари, будет все, что пожелаете. И весь отряд воспрянул духом, потому как народ уже настроился на расслабуху. Шутка ли? Неделю отвахтовали. Полтора десятка бойцов подняли, четыре медальона при них. Душа маленького праздника требует!

Надо сказать, что в этот раз состав отряда на вахте постоянно менялся. Был такой приходяще-уходящий. У кого-то выходные между сменами, кто-то на субботу-воскресенье только приходил. Основной костяк — человек 7-10 — жил постоянно в лагере. Остальные курсировали между домом-работой и поисковой вахтой. Так же и Стас. Выдались три выходных, и он решил осчастливить всех нас своим появлением. А чтобы уж мы совсем были счастливы, прихватил с собой некоторое количество слабоалкогольного напитка.
Южная дорога, ведущая в наш лагерь от Мясного Бора, была накатана тягачами так, что и ночью в бессознательном состоянии на ощупь можно было пройти, проползти или проехать. Прямая как стрела. Почти от самого магазина. То, что глинистая и грязная, это уже не столь важно. Ну, еще речку в одном месте переходить надо по бобрятнику. Главное, что дорога есть, и выходит аккурат к самому лагерю.
Стас доблестно затарился в сельмаге и без доли сомнения ступил на эту связующую нить, которая должна была привести его к друзьям, уютному костру, сытному обеду и задушевным беседам в теплой компании под кружечку-другую божественного пенного напитка. А чтобы друзья не опоздали из поиска к его приходу, позвонил: — Братва, я выхожу из магазина и иду к вам.

Братва громко крикнула — Урааа!!! Посмотрела на часы и прикинула, через сколько минут в кружках долгожданно забулькает. Получалось с учетом грязи, чепыжей и перекуров минут эдак через 90-100. Ни у кого никаких сомнений не было, что Стас донесет все в полной сохранке. Не тот он человек, чтобы по дороге ополовинить груз. В этом смысле просто наинадежнейший гонец.

— Будешь подходить к базе — позвони. Мы в лесу пока будем.
Предвкушая праздник, Игорь со товарищи с удвоенной энергией продолжили поиск, нетерпеливо поглядывая на часы. Когда же Стас позвонит? Но долгожданного звонка через 90 минут не случилось. Подождали еще немного, но и через 100 минут — никаких изменений в эфире… В томительном ожидании проползло еще минут 15-20. ГДЕ?!.. Ладно, давай еще немного подождем. Прошло два часа после звонка. Самые нетерпеливые вызвались выйти навстречу, помочь другу донести его драгоценный рюкзак — с тайной мыслью сразу же облегчить его содержимое. Как-то невзначай все стали потихоньку подтягиваться к лагерю. Игорь решил позвонить сам.
— Ты где?
— Я иду по дороге.
— В каком месте? Костю встретил? Он должен был тебе навстречу попасться, ему вечером на работу. Он в Мясной Бор пошел.
— Да, встретил. Часа два назад еще. Голос Стаса, полный бодрости, почему-то начал внушать опасения – а все ли у нас идет по плану?
— Высоковольтку перешел?
— Да, давно уже. — Стас просто излучал по телефону победоносный оптимизм.
— Речку перешел?
— Да, примерно час назад.
Братва в полном недоумении: от речки до лагеря минут двадцать ходьбы. Причем неспешной, запинаясь и с тремя перекурами.
— А ты точно по дороге идешь? — Игорь начал сомневаться в добром здравии друга. От речки до базы за час уже можно было три-четыре раза туда-обратно сбегать.
— Конечно! Я ж не пьяный. Вот след тягача. Свеженький. Вода даже в колеях еще мутная...
Что-то в этих словах Игоря насторожило. Но вот что, он понять не мог, подозрения мелькнули и моментально ушли куда-то в подсознание.
— Ну, давай, шагай быстрей. Народ ждет.

Прошло еще полчаса. И еще полчаса… Потом еще… Братва от нетерпения ерзает по шершавым пенькам. По пятнадцатому разу все перекурили. «Где же ты, где, счастье далекое?» — песенка нетрадиционно ориентированного маэстро как-то невольно пришла на ум Игорю. Может, Стас пошутить решил таким жестоким образом? Тогда аутодафе ему обеспечено. Не, ну не мог же он, в самом деле, посреди дороги заблудиться. Тем более что в прошлом году уже по ней ходил. Правда, не один, а в компании. Но что это меняет? Дорога-то та же осталась.

 

[Стерео]

Разговоры у костра сводились к одному: где Стас? Кто-то произнес крамольную мысль: а, может, он все сам выдул?
— Да ты что? Не… Стас на такую подлость не способен, в этом плане он просто ангел. Не может он такую бяку совершить.
Но слова уже были произнесены. И мерзкий червяк сомнения потихоньку начал глодать иссохшиеся души любителей пива. Причем с каждой уходящей минутой делал это все уверенней и настойчивей. Наконец, остатки сомнений были им съедены, и Общество Вынужденных Трезвенников вынесло свой вердикт: Стас, скотина, охреначил всё пиво в одно лицо и теперь спит, гад, где-то под ёлкой. В пользу этой версии говорил и тот факт, что связь с абонентом пропала.
— Мерзавец, и телефон выключил, чтоб не будили.
Пара измученных жаждой добровольцев отправилась на поиски падшего ангела — с полной уверенностью, что его чуть живое тело найдут где-то между Полистью и лагерем в абсолютно непотребном виде. Часа через полтора растерянные разведчики вернулись с недоуменными лицами и уляпанные грязью по самые кепки. Не нашли предателя. И рюкзака его тоже нет нигде.Телефон по-прежнему отвечал эротичным голосом озабоченной барышни, что абонент в настоящее время не может ответить на звонок, так как спит, собака, пьяный и грязный неизвестно где.

Грусть-печаль-тоска повисла непроницаемой пеленой над поисковым лагерем. Хмурые, небритые тени его обитателей слонялись бесцельно от кострища к палаткам и обратно. «Ну как же он мог??!» — вздымали руки к небу самые эмоциональные. Надежнейший из всех, кристальной чистоты человечище. И вот, нате вам!!! Так подвел коллектив, так низко пал. Кому же тогда в этой жизни верить можно, если даже Стас… Э-эх!..

Прошло уже восемь часов с момента выхода самого ненадежного в мире человека из Мясного Бора. Надежда увидеть его сегодня живым и в добром здравии постепенно угасала даже в сердцах отчаянных оптимистов. До всех начала доходить очень неприятная и жестокая правда жизни — ПИВА СЕГОДНЯ НЕ БУДЕТ!!! СОВСЕМ НЕ БУДЕТ!!!
Что ж. Проспится, придет на базу — ох, и устроим ему...
Но легче на душе от этой мысли не стало никому.
Как то незаметно и темнеть уже стало. Не то чтобы народ обеспокоился долгим отсутствием гонца, но уже злость на парня стала утихать. Хрен с ним, с пивом. Выпитого не вернешь. Сам бы хоть нарисовался. Ночи в августе холодные — не простудил бы себе чего-нибудь, олух. На земле — не на перине спать.

Беседы у костра «на сухую» совсем не клеились. Поисковики были похожи на детей, которым пообещали вкусную конфету, а вместо этого отшлепали по заднице. Каждый вращал в голове только одну мысль — о гнусном алкоголике. Хотя и по-разному. Кто-то молча жалел негодяя, а кто-то строил планы жесточайшей, медленной и извращенной мести.Уже двенадцать часов пролетело… Никакой надежды....

Звонок мобильника разорвал скорбную тишину, словно взрыв полутонки за палатками. Игорь дрожащими руками нервно схватил телефон, уронил его в костер и тут же вытащил вместе с парой припекшихся углей.
— Стас!!!
Гробовая тишина повисла над лагерем. Десять пар глаз впились молниями в Игоря, включившего громкую связь. Десять пар ушей напряглись до красноты, пытаясь уловить голос с планеты Алко-Центавра. Десять пар ног по первой команде были готовы устремиться на поиск заблудшей овцы.
— Ты где, придурок? — голос Игоря сорвался на крик. — Тебя тут уже четвертовать собрались, пень приготовили, Вадик топор точит…
— Да все нормально со мной! — веселый настрой Стаса ничуть не изменился за двенадцать часов. Такой же бодрый и оптимистичный, — я в Тюменском лагере.
Тишина у костра стала еще гробовее. Вадик выронил на ногу топор и даже не заметил этого. Где-то под корнями попискивали совокупляющиеся мыши. Далеко-далеко пролетел комар.
— Гдееее!!???
— Да в лагере у тюменцев. Меня тут уже покормили и в палатку определили. Переночую и приду. Вот только пиво… это… ну, мы тут по чуть-чуть совсем...
Трах-тибидах-тарарах!!! Эмоциональный взрыв обделенных пивом поисковиков разнес окрестности вдребезги. Из всего многоголосья мнений о происшедшем печатными были только предлоги.
— Ты как туда попал, долбо… ёжик? Это же три километра в сторону от Южной!!! — негодование Игоря оплавило мембрану новейшего гаджета.
— Да чет шел-шел и попал… Они обещали завтра на нужную дорогу вывести.
— Да можешь уже и не приходить!- Рявкнул Игорь напоследок в телефон и отключился.
— Ну, не олух ли? Сказано же было — никуда не сворачивать! Какого… поперся в Тюмень???

Как писал наш командир в своих мемуарах, «утро не заставило себя долго ждать". Ровно через двадцать четыре часа после времени ИКС произошло явление Стаса народу. Весело, с улыбкой, отдохнувший и не отягощенный абсолютно никаким посторонним грузом, исследователь окрестностей Мясного Бора бодро вошел на территорию лагеря. Нет. Оваций не было. Был ржач. Дикий безудержный ржач. Громкий и беззастенчивый. Друзья веселились, как могли. Они просто над ним глумились, упражняясь в остроумии. Как же много нового Стас о себе узнал. Оказывается, с сегодняшнего дня он человек-навигатор, чемпион по ориентированию в лесу и рекордсмен по преодолению шестикилометровой дистанции по пересеченке — всего за сутки прошел трассу...

В конце концов выяснилось, что, идя по Южной дороге, Стас проскочил каким-то чудом мимо базы, повернул по немецкой узкоколейке в сторону Северной дороги и там вдруг увидел свежий след тягача, который за три часа до этого прошел в Тюменский лагерь. Этот путь ему показался более надежным. И он, ничуть не сомневаясь, понес весь стратегический запас в Тюмень. «Вот почему вода в колее была мутная, — подумал Игорь, — тягач проехал". И в голове все встало на место.

Два дня Игорь не отпускал провинившегося друга ни на шаг. Разве что спали в разных палатках. Работали вместе на Офицерской поляне — от лагеря примерно метров двести. За годы поисков к этой поляне уже такая тропа была натоптана, будто стадо мамонтов пятнадцать раз туда-обратно пробежало. Стас сказал, что после обеда ему нужно выдвигаться домой — завтра на работу. Одна мысль о том, что друг опять окажется один на Южной дороге, вызывала у Игоря приступ стенокардии. Но мы ведь всегда надеемся на лучшее. Не может он второй раз на те же грабли наступить. Урок должен пойти впрок.
Обедали прямо в лесу сухпаем. На прощание коллега попросил его вещи в тягач закинуть, когда съезжать будем — чтобы налегке добраться до Мясного Бора и не утопить ненароком в Полисти драгоценный спальник и теплую куртку.
— Вот так вот прямо и иди. Метров через тридцать на нашу тропу выйдешь. По ней повернешь направо. Она тебя сама к лагерю приведет. Понял? А я пока здесь докопаю… И не вздумай с тропы никуда сворачивать!!!
— Да понял я, понял! — Стас нетерпеливо направился через кусты к тропе. Больше в этот день его никто не видел...
Игорь со спокойной совестью закончил свой раскоп. Взглянул на часы. " Небось уже к речке подхо...". Телефонный звонок прервал так стремительно начавшуюся мысль. Почему-то очень не хотелось доставать мобильник из кармана. Шестое чувство подсказывало, что ничего хорошего этот звонок не предвещает.
— ШО? ОПЯТЬ?!!! — фраза из известного мультика мгновенно всплыла в голове при одном только взгляде на экран. В тот момент, когда Игорь нажимал кнопку ответа, он был похож на шахида-смертника, приводящего в действие взрывное устройство .
— Игорь, я что-то иду-иду, а лагеря все нет. Полчаса уже иду. — Слова Стаса подтвердили худшие догадки…
— Да тут идти то пять минут!!! Ты с ума, что, ли сбрендил? Куда ты на хрен ..? Ты где?- последний вопрос выглядел не очень уместным по отношению к заблудившемуся другу. Об этом теперь никто не знал, даже он сам. Полчаса по лесу с учетом болотистой местности все равно дадут результат как минимум километра в полтора. Тем более непонятно, в какую сторону его черти занесли.
При дальнейшем разговоре выяснилось, что человек-навигатор, уйдя с поляны в том направлении, куда ему указал Игорь, просто не заметил тропу. Тропу, по которой мамонты бегали много-много лет. И, не меняя курса, вышел на болото, продолжал топать по нему полчаса. При этом, не задумываясь, пересек две тягачевских колеи, ведущие тоже в сторону лагеря. И никак не мог понять, почему он до сих пор не пришел в точку назначения. Да-а-а. Похоже, товарища еще в детстве залили тормозной жидкостью по самую маковку, поставили на ручник и выпустили в жизнь. Как можно не сообразить, что тридцать метров пройти можно гораздо быстрее, чем за тридцать минут.
— Слышь, ты, разносчик пива! Развернись на 180 градусов и возвращайся по своему следу назад. В болоте след хорошо виден. Дойдешь до края леса — ори громче. Я услышу.- Это все, что Игорь мог посоветовать в данной ситуации.
Прошло полчаса. Как вы уже догадываетесь, никаких криков со стороны окраины леса не было. На вопрос по телефону, как дела, был ответ: Так, мол, и так, иду по болоту. Слева какая-то канава.
Игорь вышел на болото и начал сам кричать до хрипоты. В ответ услыхал голос внезапно ниоткуда возникшего командира:
— Чего орешь?
— Блин, Саня, ты представляешь, этот му… к опять заблудился.
И вкратце обрисовал ситуацию.
— А-а… Я понял, где он. Звони ему. Сейчас я его выведу. — Орел поселил маленькую надежду в израненное сердце Игоря.
— Стас, ты так и иди вдоль канавы. Она к лагерю подходит. Только никуда не сворачивай. Выйдешь, прямо к Звезде. Мы там будем ждать.
Звезда — это бетонный памятник, который поисковики поставили в месте прорыва из окружения наших дивизий. Место, которое даже в темноте невозможно не заметить. Туда и вышли, чтобы дождаться Стаса. Ну да. С таким же успехом можно было ждать повышения зарплаты после трехдневного прогула. Лесной скороход не появлялся. Опять звонок:

 

[Стерео]

— Игорь, что-то канава кончилась. Тут какие-то ямы и просека. Мне куда идти?
Бум-с! Из рук Орла выпал минник.
— Он что? Так по канаве мимо Звезды и прочесал??!
Других канав в радиусе полутора километров просто нет. И если он шел так, как сказал, то получается, что командир прав. Памятуя, как пивной гонец три дня назад бодро пропылил мимо лагеря, едва не задев растяжки палаток, удивляться не пришлось. На это раз он точно также пролетел мимо Звезды.
— Так, погоди, надо сообразить, как его выловить…- Командир задумался. В это время подошел Вадик. Игорь повторил ему свой рассказ с учетом последнего события. -А-а…Я понял, где он! Звони ему. С

 

[Стерео]

— Так, погоди, надо сообразить, как его выловить…- Командир задумался. В это время подошел Вадик. Игорь повторил ему свой рассказ с учетом последнего события. -А-а…Я понял, где он! Звони ему. Сейчас я его выведу.
Неистово жестикулируя, Вадик минут десять объяснил Стасу, куда он должен идти, сколько это займет времени, в какое ухо должно светить солнышко и что он увидит по пути.
Троица уселась ждать дальше. За неспешными разговорами развели костер, замутили чифир. Кто-то вяло высказал предположение, что опять в Тюмень ушел. А нафиг он там нужен, без пива? Натуженно посмеялись, поглядывая на перевалившее через зенит солнышко.
Стас не появлялся. Появился Миша, еще один член клуба любителей пива. И вовремя. Тут же раздался звонок. Стас сбивчиво и уже с некими истерическими нотками в голосе стал в очередной раз рассказывать, какой прекрасный пейзаж его окружает. Введя Михаила в курс дела, поисковики вопросительно смотрели на него — что скажет?
— А-а! Я понял, где он! — Миша нудно и в подробностях принялся обрисовывать туристу его очередной маршрут. Остальные смотрели на него с недоверием. В Мишиных словах звучали страшные в этой ситуации названия: Черный Лес, Замошье — эти географические пункты находились примерно в пяти километрах от лагеря...
— Он все понял. Через час придет. — Заверил Миша и с чувством выполненного долга отхлебнул командирского чифира. Ждать у Звезды смысла не было, и компания рассосалась в свободном поиске.
Весть об очередном путешествии Синдбада разнеслась по отряду с молниеносной быстротой. Тему обсасывали со всех сторон с азартом и черно-белым юмором. Высказывались различные версии. Типа, спит в берлоге с медведицей. Или в Тюмени любовь с первого взгляда нашел, туда и ушел. А нам просто голову дурит. И так далее. Промелькнула фраза, что Стас спокойно спит в палатке, и кто-то втихаря сходил проверить. Так прошел отведенный на дорогу час...
Однако ни через час, ни через два блуждающий представитель семейства Сусаниных не появился. Хуже того, его телефон не отвечал. Все попытки дозвониться до него натыкались на безапелляционую фразу электронной дамы: «абонент накрылся медным тазом». О траектории движения Стаса можно было только догадываться. Игорь глотал валидол. В мыслях мелькали картины истощенного и изможденного Маугли, выходящего к людям где-нибудь под Любанью.
«Агафья Лыкова всю жизнь в лесу живет, и ничего… Прекрасно себя чувствует.» — успокаивал он себя. Ни на что не надеясь, в очередной раз набрал номер друга. Внезапно пошел вызов.
— Ну, и что ты теперь видишь? — флегматично произнес Игорь, выслушав все, что Стас думал о нем, о его друзьях, о болоте и об экстремальном туризме. А так же попытался понять, в каком гробу товарищ все это видел. Немного успокоившись, напарник рассказал, что стоит посреди болота, но вокруг нет ни одного дерева, болото топкое, а лес на горизонте, километрах в трех.
В этот момент очень кстати подошел очередной знаток местности, и, выслушав незамысловатое описание пейзажа Новгородской области, произнес:
— А-а!!! Я понял, где он… Дай трубу, я объясню.
И, нисколько не сомневаясь, отправил скорохода теперь уже, по всей видимости, в Китай. Там плотность населения больше. Быстрей к людям выйдет, чем здесь. А у костра продолжалась тема ориентирования в лесу. Кто-то посоветовал Игорю в следующий раз одеть Стасу ошейник, какие одевают на охотничьих собак. Там вмонтирован чип, передающий сигнал на спутник, и охотник на своем навигаторе всегда видит, где его пес находится. Как ни странно, но идея почему-то заинтересовала Игоря, и он всерьез спросил, сколько эта штука стоит. Услыхав ответ, подумал: «Не-е, я ему лучше ботало на шею повешу. Как у коровы»…
Из задумчивости вывел очередной звонок несостоявшегося китайца.
— Игорь, я тут вижу раскопы, а еще какая-то дорожина. — Стас принялся дальше с упоением рассказывать, что он видит. В голосе появилась веселость. Он на правильном пути. Здесь когда-то были люди — год-два назад. Выслушав очередное описание красот природы, Игорь пришел к выводу, что это Политруки. Больше в болоте такого количества раскопов в одном месте нет.

 

[Стерео]

— А -а!!! Я понял… Теперь слушай меня! — произнес он командным голосом, -встаешь так, чтобы солнышко светило тебе в правое ухо и чуть в затылок, и идешь, никуда не сворачивая, ни при каких обстоятельствах. Понял!!????- Последнее слово он уже крикнул. В трубке возникла неловкая пауза, какое-то замешательство, и не очень уверенный голос произнес:
— Да, я-то понял… Только, это… Солнышка нет. Оно в облаках.
Игорь недоуменно посмотрел на девственно-чистую синеву неба. Потом повел взглядом по сторонам. Ноги его подкосились. Где-то далеко-далеко на горизонте, в районе Псковской области собиралась кучевка… «Это не Политруки...» — Обреченно простонал его внутренний голос, и он бессильно рухнул на бревно.
— И где теперь этот пассажир? — спросил кто-то из друзей.
— Под Псковом. — Игорь молча передал телефон кому-то из поисковиков. Включив громкую связь, народ хором дружно принялся выяснять все обстоятельства маршрута и просил поделиться новыми впечатлениями от красот окружающей среды.
— А-а!!! Я понял, где он… — В очередной раз прозвучала фраза, и радиоуправляемый турист получил новые координаты наведения на цель.
Колориту этой ситуации добавило внезапное приключение Вадика, ушедшего за водой и внезапно заблудившегося на несколько минут в лесу, который был знаком ему как пять пальцев.
— Надо сжечь его вещи. Вдруг это заразно? — Мрачно произнес он, вернувшись через полчаса с пустыми ведрами.
Тем временем начинало темнеть. «Хоть бы тюменцы подобрали опять этого бегуна» — С тоской думал Игорь, терзая телефон. Связи с абонентом снова не было. «Очень бы хотелось посмотреть на навигаторе маршрут его движения. Вот забавное макраме получилось бы, наверное. Заяц, и тот так бы не напетлял»
Из соседнего лагеря пришли в гости ярославские поисковики, которым поведали страшную историю про похождения GPS- человека.
— У меня же ружье есть — сказал ярославский командир, — давайте, я постреляю в воздух. Должен же услышать!
Каким-то чудом опять появилась связь. Видимо, высшие силы сжалились над всеми участниками событий.
— Стас, мы сейчас в воздух стрелять будем. Иди на выстрелы.
— Да мне уже похрену, куда идти… — Буркнул Стас. По голосу чувствовалось, что остатки сил и оптимизма его вот-вот покинут.
— Слышал? — спросил Игорь после дуплета.
— Нет, не слышал…
— Вовка, пальни ещё!
Прогремело еще с десяток выстрелов
— А сейчас?
— Нет.
Высадив в атмосферу не меньше чемодана боезапасов, ярославский командир обиженно вернулся к себе в лагерь.
— Ну???
— Нет, не слышал…
— … А что слышал? — голос Игоря стал тихим и вкрадчивым.
— Самолет пролетел только что. — задумчиво ответил Стас.
Братва переглянулась. Самолет над лагерем пролетал минут пятнадцать назад...
Из Псковской области подоспела тучка, и зарядил нудный, моросящий дождь. Окончательно стемнело. К тому же связь с любителем побегать без головы по болотам пропала окончательно. А так как на ситуацию повлиять уже никто никак не мог, все разбрелись по палаткам и увалились спать. Оставалось надеяться только на чудо. До поздней ночи Игорь обзванивал друзей в городе. Не выходил ли товарищ на связь?
Чудо произошло в четыре часа утра, когда промокший, голодный, в изодранной футболке и на грани истерики Стас наконец-то вышел… Нет, не угадали. Не в лагерь. Есть недалеко от Новгорода, по трассе Москва — Питер деревня со смешным названием Тютицы. Вот туда-то, на последнем вздохе и вышел герой ночных походов. Для тех, кто знаком с районом, не составит труда прикинуть, где Звезда, где Мясной Бор и где Тютицы. И при желании примерно нарисовать маршрут от Офицерской поляны до лагеря. Так, как себе его представил Стас-ГЛОНАСС. Теперь его в народе так зовут.
Вечером Игорь напился...

 

[Стерео]

Рассказик на вечер. "Диалектика" Алексей Ивакин.
Капитан лежал на берегу крутого обрыва и грелся под бездонным синим небом. Лежал, курил и думал о том, как странно в этой жизни получается. Кто-то сейчас смотрит в это небо ибессильно матерится - прилетят "Юнкерсы" и аллес цу дринкен. А вот он лежит и курит и наслаждается июньским солнышком. Диалектика, да.

Хотя, курить капитану строго запрещалось. Ранение желудка - штука недобрая. И вот что лучше - страдать без папирос или страдать от ноющей боли? Опять диалектика. Впрочем, здоровье у капитана Татарчука было железное. Не каждый выжил бы после пригоршни мелких осколков по бедрам да ранения в живот. Наверняка, санитары тащили его в медсанбат и уже считали мертвым. Но ведь дотащили же.

И вот теперь Татарчук ждал выписки из тылового госпиталя. Лечение уже закончилось, а его все не выписывали и не выписывали. Он было попробовал качать права, но все его мужество кончалось на пороге кабинета главврача - здоровенного дядьку с руками-лопатами боялись и уважали все, даже бешеные летчики-истребители. Грозный хирург не говорил, а рычал, и взгляд его был недобр. Но руки его, волшебные руки, вытащили с того света не один десяток мальчишек - танкистов, саперов, пехотинцев, разведчиков. И капитана Татарчука тоже.

Но не выписал, зараза. Посадил на диету номер пять и наблюдает. Чего наблюдать?


- Коль, опять куришь? - раздался голос над головой.

Капитан Татарчук приоткрыл один глаз:

- Одно солнце закрыло другое, - улыбнулся он, приподнимаясь.

- От ответа не уходи, Диоген доморощенный. Опять курил? Тебе же нельзя.

- Да я одну всего, Лен, - он сел и виновато показал дымящуюся папиросу медсестре Семеновой. Ну, кому медсестре, а кому и...

- А это что? - строго показала она на кучку окурков, которые капитан неуклюже попытался спрятать под ногами.

- Это приходил плохой человек и набросал тут! Честное комсомольское! - округлил глаза капитан.

- И я даже знаю, как его фамилия, - фыркнула Лена и присела рядом. - Коль, ну что ты как маленький? Опять приступы начнутся - тогда комиссуют же.

- Ха, кто ж орденоносца Татарчука комиссует! Армии без меня никак! Ты же помнишь, я чемпион Союза по докладным!

- Да тут таких орденоносцев как ты - плюнь, не промажешь. Ладно, чемпион, я тебе тут домашнего принесла. Вот пахта, жирности почти нет, считай как вода. Вот тут курочка вареная, жареную тебе нельзя. Клубничка пошла, только не увлекайся, так понемножечку жуй. Мама хотела пирожков напечь, но тебе тесто свежее тоже нельзя.

- Да знаю я, - вздохнул Татарчук. - Только и можно, что овсянку.

- И манку.

- И манку, да. Эх, сала бы да под водочку...

- Сала нельзя.

- Да знаю я, - повторил Татарчук и опять вздохнул.

- А водку я принесла. Только я тебе ее не дам. Знаю я вас - сегодня же всей палатой выпьете.

- Ну, Лен!

- Вечером зайдешь в процедурную, налью тебе ложку. Все, я побежала!

Лена торопливо чмокнула капитана в щеку, он потянулся к ней, но она, хихикнув, увернулась, вскочила - мелькнули мягкие ножки в кокетливых белых чулочках - и умчалась.

Татарчук поднял платок с корзинки. Оторвал от куриной тушки ногу, начал жевать холодное мясо. Внизу, под ногами, текла река Вятка, на другом ее берегу зеленела глухая тайга - ни одного дома до самого Урала. А за спиной - далеко-далеко грохотал фронт. Приближался июль сорок третьего года.

Зашуршали кусты на берегу. Из кустов вышла котейка Машка - знатная мышеловщица. Черно-белая отощала в последнее время - какой-то райцентровский кот обрюхатил Машку и свалил без алиментов. Девка родила в положенное время, но котят начальству не сдала. Впрочем, начальство особо котейку и не гоняло. С одной стороны, не порядок, конечно, посторонние животные на территории госпиталя. С другой стороны, крыс и мышей давит. Опять диалектика.

Татарчук бросил ей кость. Кошка вежливо обнюхала ее, тронула лапой, благодарно глянула на капитана, аккуратно взяла кость в пасть и бесшумно исчезла в кустах.

Он же сорвал лопух, вытер им руки, потом рот, бросил лопух с обрыва, поднялся и пошел, махая корзинкой, к зданию госпиталя.

На спортивной площадке играли в волейбол. Судил безногий старлей с Волховского фронта - свистка у него не было, но он и пальцами управлялся знатно - аж голуби взлетали от его свиста. А мужики играли двумя командами - праворукие против леворуких. Получалось плохо, но весело.

- Эй, капитан! Давай за наших! - крикнул Татарчуку, капитан из танкистов Центрального фронта. - А то мажем!

- Не могу! - поднял обе руки Татарчук. В корзинке булькнула пахта. - Не подхожу по физическим характеристикам!

Народ заржал. Ну а что еще оставалось народу? Стреляться, что ли? Руки нет, голова-то на месте - выживем. Хуже, если наоборот.

Подходя к зданию госпиталя - бывшей школе - капитана остановил боец караульной команды.

- Товарищ капитан! Вот вы как вовремя! Там вас того... Ищут!

С бойцами караульного и хозяйственного взводов раненые офицеры всегда были "вась-вась". Это и понятно. Во-первых, госпиталь офицерский - бойцы из рядового состава. Как рычащему, например, подполковнику со звездой Героя будешь противоречить? Хоть и раненому? С другой стороны, этот самый подполковник тебе, ефрейтору могёт в младшие брательники сгодиться. Про летёх уже и речи нет - у некоторых сержантов госпиталя внуки такие воюют. По званию старше, по возрасту - сыны. Опять диалектика. Вот потому и "вась-вась" - часовой дырку в заборе не замечает, а ему потом самогону отольют.

- Комиссия вроде послезавтра? - не понял Татарчук.

- Та не, кака комиссия? Там до вас барышня пришли.

- Какая еще барышня? - в маленьком, провинциальном городе Слободском, что в Кировской области, томич Татарчук был первый раз. И, как надеялся, последний. Что ему тут быть еще раз? Тут всего-то достопримечательностей - колокольня на Базарной площади да неспешная Вятка под обрывом. Только вот чаще, сидя на берегу, капитан думал не о вятских красотах, а где бы пулеметы поставил.

Ну и Ленка, конечно. Маленькая и ладная востроглазая девчоночка влюбилась в капитана без памяти. И таскала ему продукты, покупая их не знамо на что. Он ей предлагал денег, но Ленка отказалась и обиделась. Пришлось утешать. Любил ли ее капитан? Он об этом не думал. Идет война, он на нее вернется, без сомнений. А выживет ли в очередном бою. Кто знает? Вот и не давал надежд Лене капитан Татарчук. Даже больше того - цинично и нагло пользовался ей. Чтобы разлюбила. Только она и не думала это делать. Даже наоборот, крепче любила. Он ей даже сказал, что...

- Та говорит, жена ваша! - смутился боец. - Я што знаю-то? Говорит так...

- Жена? - удивился Татарчук. - Откуда?

- Я што, знаю? - развел руками рядовой. - Сказала так.

- Где?

- Та вона-ка, у воротов.

У ворот и впрямь, стояла жена капитана Татарчука. Он шел к ней, щурясь от солнца. Ее силуэт дрожал в июньских лучах нежной тростиночкой.

- Ты, - не то спросил, не то утвердил капитан.

- Я, - ответила она ему, глядя в глаза. - Ты плачешь?

- Солнце в глаз попало, - нелепо отшутился он. - Ты как меня нашла?

 

[Стерео]

- А, - дернула она плечом. - Долго рассказывать.

Ее пальцы перебирали ткань платья на бедрах. У ног стоял коричневый чемодан.

- Как ты?

- Да нормально, - капитан пожал плечами, кашлянул стоящим рядом бойцам. Те, нехотя, рассосались по постам.

- Сильно тебя? - сквозь силу, прорывались слезы.

- Да нормально все, - вдруг вышел капитан из оцепенения, бросил корзину на землю и облапил жену. - Ты-то как, Лизонька моя?

Она заплакала в ответ:

- Да ехала, ехала. Я ж из Томска, перекладными. Представляешь, я до первого секретаря дошла, чтобы тебя найти. Ты же не писал, где лежишь. Я почти до Москвы доехала, поезд через Казань пошел, а я проспала. А секретарь мне сказал, где ты лечишься. А я думаю - ну не далеко же. Ну две тысячи километров. Подумаешь? А я всю дорогу от Кирова до Слободского спать не могла. Вот всю дорогу не спала. Думаю, а вдруг задремлю - а ты мимо едешь. А я пропущу. Представляешь, я от Владимира до Коврова вместе с немцами пленными ехала. Только на подножке. Страшно было - жуть. Одной рукой чемодан держу, а другой за ручку держусь. Чуть не арестовали, а тут с вокзала дяденька добрый на лошади подвез. Я бы умерла, если бы тебя не увидела...

И замерла, тихо плача. И темные полоски слез по серой госпитальной пижаме. Он стоял и гладил жену по голове.

- Волосы-то что мокрые? - невпопад спросил Татарчук.

- Помыла под колонкой. Как это я к тебе пойду с немытой головой? Ты же муж мой.

Она подняла лицо к нему, счастливое лицо, влажное лицо. Он осторожно, словно хрусталь, поцеловал ее слезы. Она снова заплакала.

- Ну, ну. Люди смотрят, - опять прижал жену Татарчука.

- Пусть смотрят, - радостно хныкнула она в грудь капитана.

Люди старались не смотреть. Бойцы караула деликатно отвернулись. Безрукие бросили мяч и сели в кружок на перекур.

- Пойдем, присядем. Вон, скамеечка в тенечке.

Сели на лавочку. Капитан оторвал ветку, протянул жене:

- Держи, Лизунька. Комаров тут много.

Она отмахнулась:

- У нас этих гадов-немцев тоже летает, забыл что ли?

- Забыл уже, - улыбнулся он в ответ.

- Меня-то хоть помнил?

- Конечно.

- А я тебе носков привезла. Из собачьей шерсти. Теплые! Я всем навязала. И мама твоя в них ходит, и Мишка.

- Как Мишка?

- Разгильдяй. На фронт все просится, к брату. А учиться не хочет.

- Скажи ему, плохо учиться будет - на фронт не возьмут.

- Сам ему напиши.

- Напишу, с тобой передам.

- Коль, а Коль...

Она уютно устроилась под его плечом, тихонечко утирала слезы платочком и мурлыкала как мурлыкают все женщины под плечом своих любимых мужчин.

- М?

Он обнял ее двумя руками, обхватив так, как обхватывают все мужчины своих маленьких любимых девочек. Он ткнулся ей носом в макушку, вдыхая такой родной, такой любимый запах.

- Можно я с тобой рядом останусь, любимый?

Он улыбнулся:

- Ну, кареглазка. Что ты говоришь? Не получится. Я человек военный. У нас так не положено, жен за собой возить. Я ж не генерал пока.

- Ну, ты же раненый. Тебя на фронт не пошлют сейчас. Пока лечишься, я тут поживу. На учет встану в милиции. Работу найду, временную. Ведь и здесь учительницы требуются, наверное. Зато рядышком буду. М?

- Да меня на днях выпишут, Лиз. Если сразу в свою часть не направят, пошлют в резерв. А там как начальство скажет. Ну куда ты со мной? Война уже скоро кончится, скоро вернусь.

- Скоро... Когда скоро-то? Каждый день похоронки приходят. Мои девчата из 10 "а" на эвакопункте работают. Эшелонами вас искалеченных везут.

- Ну, мы немцев тоже колотим. Знаешь, как?

- Так это немецких баб проблемы - сердито попыталась отодвинуться она. - Пусть они о своих мужиках думают. А я о тебе думать хочу.

Он еще крепче ее прижал:

- Да видишь, нормально все со мной. Руки-ноги на месте, голова цела тоже. И детишек настругаем, все цело.

- Правда? - жена как-то хитро извернулась и лукаво посмотрела из-под его руки.

- Да клянусь! - усмехнулся он. - С этим все в порядке точно!

- Слушай, - заговорчески зашептала Лиза. - Дядька, с которым я ехала, он может нам комнату сдать. Кровать, все есть. За отдельную плату можно и столоваться. Обещает! Тебя отпускают отсюда?

- Договоримся, родная моя... - ответил Татарчук и прижался к губам жены.

Поцелуй прервали:

- Коля... Ой! Товарищ капитан Татарчук, я хотела сказать, извините!

Голос медсестры Лены Звонаревой предательски задрожал.

- А? Лен... Мммать..

- Я хотела... Меня просили передать, что пере... переосв...

Лена закусила губу. Лиза смотрела на девочку изподлобья. Татарчук приподнял брови и зачесал нос.

- Это ваша жена, да, товарищ капитан?

Капитан неопределенно хмыкнул.

- А это ваша медсестра, товарищ Татарчук? - отстранилась жена.

Татарчук шлепком убил комара на своей щеке. Сказать ему было нечего.

Лиза встала со скамейки. Подошла к Лене. "Как они похожи друг на друга" - машинально подумал капитан Татарчук, орденоносец.

Они и впрямь были похожи. Невысокого, почти одного роста, одного телосложения, разве жена чуть худее, затянутая коса, бубликом на затылке, у Лизы, короткая челка у Лены. Только одна в медицинском халатике, другая в праздничном, еще довоенном сарафане. Татарчук еще не был капитаном, когда любил медленно расстегивать на спине пуговички этого сарафанчика желтого цвета. Когда стал капитаном - с таким же удовольствием расстегивал пуговички белого халата.

- Так что вы хотели сказать?

- То... То, что завтра... Ой, послезавтра... Послезавтра комиссия, капитан, то есть, товарищ Коля Татарчук будет признан годным.

В воздухе запахло озоном. Капитан Коля с тоской подумал о фронте.

- Значит, у нас две ночи и полтора дня... - задумчиво сказала Лиза. - А скажите... Как вас там?

- Лена, - пискнула Лена.

- Это у вас индивидуальный пациент или вы с каждым так... Фамильярно?

- Лиз... - подал голос внезапно контуженный бабами капитан.

- Не лизкай, - шипнула жена.

- Вы бы, женщина, так не говорили про Колю! - вспыхнула медсестра. - Он хороший. Он же такой тяжелый был, мы думали не выживет. Я ему вот диету делала. Сама делала. Поймите, ему нельзя жирного, соленого, жареного, острого. А мы... Простите, Елизавета, отчества не знаю...

- Викторовна. Пойдем, Коля из этого вертепа.

- Лиз, я не могу через ворота, - сипло сказал Татарчук. - Мне вон через дыру надо, в заборе там. Ты давай, через ворота, а я там, в дырку.

- Вечно вы мужики в дырку норовите, а не через ворота, - резко ответила жена. - Нет уж, вместе пойдем. Через дырку.

И мстительно посмотрела на медсестру.

Странное дело, эти женщины - сильный мужчина всегда становится слабым рядом с ними. А слабый начинает хорохориться. Капитан Татарчук не относился к слабым мужчинам, потому просто поплелся за женой, иногда оглядываясь на одинокую медсестричку Лену Звонареву. Жена не оглядывалась.

Прошли квартал по улице Ленина, спустились к рынку. По Большевиков, мимо бывшего монастыря вышли на Советскую. Прошли мимо площади Революции, бывшей Базарной. Когда закончились купеческие ряды, Лиза вдруг сказала:

- Ну и как она?

- Лиз, да ты что? У нас и не было ничего, она так просто. Она ж так просто...

- Коль, ну хватит. Ну как она?

- Ну... Нормально...

- Плохо.

- Что плохо?

Лиза вдруг остановилась:

- Татарчук, ты дурак, что ли?

- Я не пон...

- Господи, ты ей ребенка сделал?

- Я не знаю, вроде...

- Какой ты дурак, Коля... - она смотрела на мужа, в глазах ее болело. - Какой ты дурак. Надо было сделать. Надо, понимаешь?

- Да я...

Она взяла мужа под руку.

- Хорошая она девочка, - вдруг сказала Лиза. - Мужа для меня спасла. Вот мы и пришли.

Из дома они не выходили полтора дня и две ночи. Рядом с кроватью, на брошенном платье и госпитальной пижаме, валялась пустая бутылка из-под пахты. За окном дворовая собака догрызала остатки вареной курицы.

Водку, сбереженную медсестрой, капитан Татарчук пил уже в эшелоне, отправлявшемся до станции Курск.

Провожали его на станции Киров две девочки и две еще не рожденных жизни.

Потом девочки разошлись в разные стороны и больше никогда не виделись.
Диалектика, мать ее...